Игорь Костолевский
Когда становятся артистами? Когда пробуждается страсть к познанию мира и самих себя через лицедейство? Страсть к представлению Других людей, к перевоплощению в них? Страсть говорить чужие слова и проживать чужие жизни, чтобы таким образом выразить свои собственные мысли и чувства9 Когда пробуждается эта страсть — всепоглощающая и всеобъемлющая, преодолевающая превратности судьбы или пасующая перед ними, но от этого не менее сильная? Когда становятся пленниками своего дара, данниками тернистой актерской судьбы?..
Вопреки многим современным теориям почти до двадцати лет Игорь Костолевский не обнаруживал своего призвания. Так случилось, что последние годы школьной жизни мы провели вместе, в одном классе, временами даже за одной партой. Вспоминаю зто вовсе не для того, чтобы блеснуть в лучах его теперешней популярности,—никто из нас. будущих программистов, грезивших математикой и как минимум мехматом МГУ. ее и вычислить бы не сумел. Среди нас был абсолютен культ естественных и технических наук, к гуманитариям мы относились тогда в лучшем случае снисходительно. То, что Костолевский ушел с третьего курса Московского инженерно-строительного института и. что называется, подался в артисты,, воспринималось его однокашниками как некий странный выверт, почти как. измена, как погоня за мишурной известностью. Мало кто верил к тому же. что из нашего скромного до застенчивости товарища может получиться настоящий артист. Художественному слову он не учился, в любительских кружках не участвовал, театром и кино особенно не увлекался (мы увлекались в основном решением математических задач повышенной трудности).
Думаю, что и он сам не мог в то время четко и ясно объяснить своего поступка—что же именно толкнуло его, вполне успевающего студента инженерного вуза, на зыбкий путь абитуриента всех сразу московских театральных школ. По всей видимости, сработал некий инстинкт самосохранения таланта, еще дремавшего, только пробуждавшегося в долговязом белокуром парне, который не слишком хорошо умел владеть своим телом и голосом.
Вл. И. Немирович-Данченко, размышляя о том. что определяет судьбу артиста, никогда не забывал о везении, о счастливом случае. Он говорил о таланте и трудолюбии, о беззаветной любви к искусству и умении отрешиться от мирской суеты, но роль фортуны в жизни любого актера была для него бесспорна. Полагаю, что Игорь Костолевский вовсе не из одной только вежливости и уважения перед авторитетом одного из гениальных основателей Московского художественного театра присоединился бы к этому суждению. Несколько счастливых встреч с людьми, которые захотели и сумели увидеть в нем творца, сыграли решающую, на мой взгляд, роль в его судьбе.
А. Гончаров, главный режиссер Московского театра имени Вл. Маяковского, набиравший для ГИТИСа смешанный курс актеров и режиссеров, отличил И-Костолевского из многих десятков абитуриентов, хотя пятнадцать лет назад в недавнем студенте МИСИ трудно было заметить признаки той драматической энергии, которая характерна для большин-
ства его учеников. Он выбрал Костолевского—хрупкого, застенчивого юношу—словно бы по контрасту с прочими учениками, стремясь сформировать свой курс как театральную труппу по принципу взаимной дополняемости. И добился того, что его студент за годы ученичества развил многие заложенные в нем достоинства. Развил настолько, чтобы заслужить приглашение в труппу театра, возглавляемую учителем, где в ту пору блистали широко известные артисты. А.Гончаров подготовил превращение «гадкого утенка» в «лебедя», а само зто превращение свершилось не на сцене, а в кино.
На встречах со зрителями И. Костолевский часто рассказывал о том. как его. неизвестного тогда молодого артиста, пригласили на пробы в съемочную группу фильма «Звезда пленительного счастья», как пробы оказались неудачными и назначения на роль сперва не последовало и как потом он сутками напролет учился всем кавалергардским премудростям. а главное, стремился приобщиться к духовному складу героя—юного декабриста Анненкова. Как. наконец, трудно, но счастливо давалась ему эта роль—первая и. пожалуй, одна из наиболее ярких в его кинематографической судьбе.
После премьеры фильма дебютант «проснулся знаменитым». Всем стало ясно, что природа наделила его качествами замечательными, не проявляющимися, пока он сам не поверил в себя, в свои возможности увлечь зрительный зал. в умение управлять своим телом, в способность сопереживать чужим страданиям. В кинематограф пришел артист, обладающий, можно сказать, завидными физическими данными, хорошо сложенный, обаятельный, естественный, интеллигентный—словом, являющий собой тип героя почти идеального, для доказательства победительности которого и не требуется, как кажется, дополнительных душевных затрат. Собственно. особых душевных затрат довольно долго от него и не требовали: первые киноработы И. Костолевского при всей их громкой и. наверное, заслуженной популярности во многом эксплуатировали его раскрывшуюся наконец индивидуальность, его природную киногеничность.
Молодой солдат Алик Полухин. с трудом вживающийся в армейский коллектив («Весенний призыв»), юный комсомолец Женя Столетов из телевизионного сериала по роману В. Липатова ««И зто все о нем», даже Гагин из экранизации тургеневской «Аси», в работе над образом которого артист встретился с таким выдающимся мастером, как Иосиф Хейфиц, в большей или меньшей степени выглядели убедительными вариациями дебюта. Эти вариации могли быть превосходными, как, например, в «Асе», они поражали прежде всего все большей свободой, все большим умением пользоваться тем, что открылось в работе над образом поручика Анненкова. Максимализм декабристской зтики, светлое и доверчивое отношение к миру, к окружающим людям, готовность пожертвовать собой во имя идеала—все это наполнило внутренний мир молодого артиста особым светом, импульсы которого до сих пор озаряют лучшие его роли. Актерское преображение, перевоплощение в идеального героя стало и актом самопознания. раскрыло лучшее, что заложено было в индивидуальности молодого исполнителя. Он заявил о себе как личность. которую ни с какой другой нельзя перепутать.
Лирический киногерой Костолевского мог быть в конфликте с обстоятельствами, мог даже отчасти меняться под их воздействием, но его отличала непременная цельность. Герои Костолевского и подкупали этой пронзительной цельностью—до той поры, пока от картины к картине не стала все более очевидной опасность самоповтора. И, безусловно, ощущая зто. И. Костолевский неожиданно демонстрирует некую ироническую перифразировку знакомого характера—в телефильме «Безымянная звезда», поставленном М.Козаковым по знаменитой пьесе румынского драматурга М. Себастьяна. Костолевский создал образ провинциального учителя. влюбленного в звезды и в прекрасную незнакомку, спорхнувшую с железнодорожного экспресса в захолустную глушь. Эта работа, одна из лучших в творческой биографии артиста. обнаружив его чувство комедийного, продемонстрировала еще неведомые грани дарования исполнителя...
Известный фильм А.Алова и В.Наумова «Тегеран-43» закрепил популярность уже сложившегося образа артиста Игоря Костолевского. Он сыграл роль советского разведчика с профессиональной уверенностью и изяществом, вызывавшими уважение, но. прямо скажем, уже слишком привычными для исполнительской манеры актера.
Примечательно, что в то же самое время, когда «Тегеран-43» с успехом демонстрировался на экранах мира. И. Костолевский мучительно готовил роль Треплева в чеховской «Чайке» на сцене родного театра. Работа казалась интересной. но удовлетворения не принесла. Не принесла и успеха. Однако, смею думать, многое дала артисту. Он ощутил органическую потребность в «новых формах» творчества. Монолог сменялся диалогом. Трудно сказать, в какой день и месяц это произошло. Но после того, как Костолевский сыграл Кинга в спектакле «Смотрите, кто пришел!» В. Арро. который поставил Б. Морозов в Театре имени Вл Маяковского, актер будто открылся заново. Его герой, парикмахер, чемпион Европы по женским прическам, был снедаем тоской по духовным и душевным ценностям. Эта роль требовала точного социально-психологического анализа, и артист превосходно справился с задачей. В ином, чем прежде, качестве, раскрылся он, играя Голубкова в «Беге» М. Булгакова, острогротесковую роль Вово в «Плодах просвещения» Л. Толстого, рефлексирующего сорокалетнего физика в «Островитянине» А. Яковлева.
Фильм «Законный брак» словно дал возможность Игорю Костолевскому осмыслить собственный путь, проверить некоторые главные принципы жизни и творчества: его герой. несколько бравирующий избранничеством молодой артист драматического театра, на наших глазах становился взрослым и требовательным к себе художником. Персонажу Костолевского не довелось проверить это новое свое качество искусством—он ушел на фронт и погиб за год до конца войны.
Сегодня лирический герой Игоря Костолевского обрел мужественность и неведомый прежде драматизм, драматизм зрелого, интеллигентного человека, понимающего сложность жизни, но не склоняющегося под ударами судьбы В его кинематографической биографии недавнего времени не было картин, где бы ему посчастливилось раскрыть до конца эти новые свои возможности, но едва ли не каждая из его ролей становится пусть небольшим, но новым шагом в еще неизвестное. Ни ему самому, ни его зрителям И не случайно. наверное А.Баталов, делая радиоспектакль по «Ромео и Джульетте» Шекспира, пригласил И.Костолевского на роль Меркуцио, одну из самых загадочных ролей шекспировского репертуара, своего рода «пра-Гамлета".
Михаил Швыдкой
Журнал "Советский Экран " №16 август 1985 года