ТВОРЧЕСКИЕ ПОРТРЕТЫ

На сцене успех и известность пришли к нему раньше. Он был уже ведущим актером Ленинградского академического Большого драматического театра, когда сыграл в "Живых и мертвых" роль Синцова. Это была его одиннадцатая картина, а кинокритики писали, что режиссер А. Столпер открыл нового киноактера. Вероятно, с этого времени и надо начать рассказ о Кирилле Лаврове киноактере - о его прошлом, настоящем и будущем.

Роль Синцова была сложная, как и сама задача перенесения на экран широкого литературного полотна К. Симонова. Роман охватывал первые месяцы Великой Отечественной войны - время скорбное, страшное, время отступления, боев в окружении. Но авторы фильма хотели показать, как в сутолоке, смятении, растерянности зрела та сила, которая в декабре 1941 года отбросила немцев от Москвы.

В лоток грозных и трагических событий первых месяцев войны авторы картины поместили обыкновенного, ничем не выдающегося человека. И на экране с ним происходит то, что происходило в эти дни с тысячами и тысячами таких же, как он, - отступление, окружение, выход с боями к своим, снова окружение, снова бои, бои, бои, первое наступление...

Казалось, сценарий предлагал актеру только иллюстрацию. Ему удалось большее: разгадать, как и почему именно так, а не иначе действовал Синцов и тысячи тысяч таких, как Синцов, а значит, понять природу той силы, которая обеспечила в конечном итоге нашу победу. Лавров глубоко раскрыл психологию мирного, вполне штатского человека, вставшего на защиту своей советской родины. Из потока встреч, событий, мыслей на экране не только складывалась человеческая судьба, но вырисовывался и характер, диктовавший эту судьбу. Это был человек, осознавший свое место на земле и свое немалое место в истории, он бесстрашно, без всякой позы выполнял свой долг перед людьми, перед Родиной, перед самим собой. В этом была его гордость, его достоинство, его свобода - так понимал Лавров образ Синцова.

"Мы не ползучие", - говорит о себе Синцов. И актер играет его именно таким человеком, раскрывая это качество в самых тяжелых условиях. В его дом пришел враг, и Синцов не прячется, не сгибается, он принимает открытый бой. Он на передовых позициях не по долгу службы военного корреспондента, а по велению сердца. Когда он просит генерала Серпилина разрешить остаться в расположении его войск до утра, это не только желание собрать интересный газетный материал, это желание вместе принять бой. Бой, которого он так нетерпеливо ждет с той минуты, как разорвалась первая бомба на его военной дороге. Она упала рядом, прямо в машину. Синцов с трудом поднимает голову от асфальта шоссе - на месте, где только что был его попутчик, зияет воронка. И уже не забыть лица Синцова в тот момент - на нем нет страха, смятения, отчаяния. Посеревшее, жесткое, оно выражает одну холодную решимость действовать. С чувством этой сосредоточенной решимости он и идет дальше по дорогам войны, сжав зубы, хоронит друзей, рвется в бой, выходит из окружения, расплачивается за чужие ошибки.

Много неурядиц во фронтовой жизни Синцова - приходится бороться не только с врагом, но и с недоверием, несправедливостью, подлостью, и тут он тоже не приспосабливается, не ловчит, не сводит счеты. Трусливое предательство Люсина, побоявшегося удостоверить личность Синцова, когда он вышел из окружения, для него лишь досадное недоразумение, которое мешает быстрее вернуться на фронт, а вовсе не повод для рефлексии. Синцов у Лаврова безусловно презирает Люсина, злится на него. Но эти чувства не мельчат характера героя, который умеет подчинить все главному в этот момент. Он из тех непреклонных и прямых людей, без которых трудно в мирное время, а в военное - еще труднее.

С презрением перешагивает он и через оскорбительную подозрительность юнца-офицера, в расположение части которого вышел без документов. Синцов понимает, что наивно и бесполезно сейчас перевоспитывать этого самовлюбленного юнца, а тем более негодовать и оскорбляться. Вернувшись ночью после допроса, он только с досадой восклицает: "Весь сон перебил, дурак!" И в этих словах такая удивительная в своей простоте мудрость. Действительно, этому небритому, измученному, усталому до полусмерти бойцу сейчас нужнее всего отдых и сон. Нужнее всего как можно скорее снова занять свое место в строго. В сложнейших жизненных обстоятельствах Синцов утверждает истинные моральные ценности человека, как будто на собственных ладонях взвешивая добро и зло, верность и измену, отвагу и трусость. Его внутренний мир суров, неласков, но ясен.

"Синцов меня подкупает своим гражданским мужеством и кристальной честностью, - рассказывает Кирил Лавров. - Он не делает вид, что верит, не делает вид, что любит, не делает вид, что предан. Он действительно верит, любит, предан. Другого человека, менее цельного, трудности, выпавшие на долю Синцова, могли бы в конце концов разуверить, озлобить. Но Синцов остался верным своей идее, своей партии, преданным им душою, сердцем, корнями своими! Он остался честным перед самим собой. Эти человеческие качества очень важны в людях, в какое бы время они ни жили.

Все мои герои в общем-то не похожи друг на друга. У них разный характер, возраст, и жили они в разные времена. Но при всей различности я вижу в них общее. Мне по крайней мере хотелось показать в них самую главную, по-моему, человеческую черту - честность, верность и страстную убежденность. Я стремился выявить ее у всех. У Давыдова в спектакле Ленинградского Большого драматического театра имени М. Горького "Поднятая целина" и Платонова в спектакле "Океан", у Синцова.

Получилось так, что они в определенном смысле даже максималисты. Но мне лично импонируют именно такие характеры, я думаю, что в главном всегда должна прямолинейно и четко проявляться человеческая сущность. И я люблю за это своих героев".

Действительно, какой бы характер ни создавал Лавров, он всегда соотносит его с высказанным здесь кредо. И судит, оценивает его с таких же максималистских позиций. Поэтому, можно сказать, что единой творческой темой объединены у него не только образы, которые принято называть "положительными", но такие полярно противоположные герои, как Синцов, вор-уголовник Леха Лапин из картины "Верьте мне, люди!" и воплощение самоуверенности и практицизма - Виктор из "Долгой и счастливой жизни".

Роль "вора в законе" Лехи Лапина казалась неожиданной после энергичного и общительного Кости Ласточкина из фильма "Ссора в Лукашах", скромного и честного колхозного счетовода Федора из картины "Домой", экскаваторщика Стрельцова из ленты "Девчонка, с которой я дружил" и целого ряда других ролей молодых современников, и особенно после Синцова. Но приглашение Лаврова на роль Лапина не было случайностью.

В картине "Верьте мне, люди!" зрители видят героя в переломный момент его биографии - вор стремится начать новую, честную жизнь. Название фильма абсолютно точно выражает его главную мысль - верьте мне, люди! - и я оправдаю то лучшее, что есть во мне. Доверие - тот фундамент, на котором должны строиться отношения в нашем обществе. Подозрительность порождает обман, калечит человеческие судьбы. Интересно, что тема доверия разработана автором сценария Юрием Германом на самом, казалось бы, не подходящем для этого материале - речь идет об уголовнике, отягчившем свою биографию многими преступлениями, о его перевоспитании. Тем сложнее оказывалась задача исполнителя роли этого уголовника. Лавров нашел, пожалуй, единственно правильное решение: он подошел к анализу характера Лапина с тех же максималистских позиций, с каких оценивает он и своих положительных героев. Без всякой снисходительности, не извиняя ничего в его темном прошлом, но и без предвзятой подозрительности. Актер не сразу приводит нас, зрителей, к выводу - да, такому верить можно. Почему же можно? Разве вы поверили бы такому - повадки самые блатные - сидит в шашлычной, торопливо и жадно ест, беседуя о своих воровских делах со швейцаром, попугивает ножичком - не то обеденный прибор в руке крутит, не то напоминает о не пущенных еще в ход резервах. Походка звериная, настороженная, углы губ презрительно опущены. А может быть, не презрительно, а скорбно?

Безысходной обреченностью, а не воровским "шиком" отмечены сцены, где Лавров играет Лапина-вора. Его герой полагает, что "завязать" ему не суждено, но сообщников своих - вспомним швейцара в шашлычной - ненавидит и презирает. И себя вместе с ними. В этом отношении очень любопытен эпизод на пляже. Лапин под видом честного человека поселился в небольшом пригородном домике. Вечером вместе с хозяйкой, к которой Лапин искренне, а не для конспирации, привязался, гуляет по пляжу. На мгновение отодвинулись назад тревоги, забыта ложь, двойная жизнь - простое человеческое счастье разгладило жесткие черты лица Лехи, сделало его движения спокойными. И тут их окликнул милиционер. В мгновение напряглось тело Лапина, глаза прикинули, куда можно скрыться на пустынном пляже, сквозь не успевшее еще измениться выражение лица проступили прежние черты. Эти мгновенные переходы от душевной расслабленности к настороженной готовности действовать (занятие-то у человека какое нервное - вор!) Лавров играет очень точно, едва уловимыми, но четкими штрихами. Дело у милиционера оказалось пустяковое: чуть ли не "добрый вечер" пожелал хозяйке дома, с которой был знаком, - но сколько трагического презрения к себе было в Лапине, когда он понял, что на этот раз испугался напрасно. Нет, не радость, что "проскочило", а горестное понимание, что так жить нельзя - вот мысль, к которой подводит здесь актер своего героя. Пожалуй, именно эта мысль, осознание героем своего положения больше всего и убеждает нас в том, что такому Лапину можно верить. Несмотря на все ошибки, кражи, обманы, совершенные им, можно верить человеку, который сам, без скидок, вынес своей жизни суровый приговор и готов привести его в исполнение.

Скупость, почти аскетизм средств выражения, предельная простота и лаконизм внешнего рисунка роли при активной и сложной внутренней жизни персонажа - вот черты, отличающие эту, одну из лучших работ Лаврова в кино. Ему удалось глубоко раскрыть процесс переосмысления человеком своей жизни и жизни окружающих.

А если человек не способен осмыслить себя? Если живет он, подобно перекати-полю, сегодня любя - завтра не любя, сегодня веря - завтра не веря? Со всем максимализмом, неуклонно исповедуемым им, Лавров осудил такого человека, сыграв главную роль в фильме "Долгая счастливая жизнь". И суд этот строг и справедлив.

Сюжет фильма внешне чрезвычайно прост. Вечером встретились двое, понравились друг другу, а утром, при свете дня, все оказалось примитивнее, грубее, и двое разошлись. Фильм скорее напоминает этюд - и по неразвернутости сюжетной коллизии, и по манере кинематографического изложения, где все построено на ассоциативных связях, пейзажах, соответствующих или входящих в противоречие с внутренним состоянием героев. Режиссера Г. Шпаликова занимает психологический анализ характеров героев - ив первую очередь Виктора, которого играет К. Лавров. Смысл фильма (а о нем много и приходя к .прямо противоположным итогам спорили критики) прямо зависит от того, как будет истолкован этот образ.

Каков он, герой Лаврова? Человек, склонный к минутному безответственному увлечению? Казалось бы, так - поначалу. В полутьме ночного автобуса завязывает он случайное знакомство, чуть рисуясь, рассказывает о себе, воодушевляется, входит в роль влюбленного (а может быть, и на самом деле влюблен), становится внимательным, обаятельным, милым...

Душевного подъема хватает на вечер. Утром перед нами совсем другой человек - скучное, будничное лицо, размеренная привычность движений. В первый момент он едва узнает свою вчерашнюю спутницу - все прошло. Вечерний, сияющий таинственными огнями театр сменился простеньким портовым кафе. Он заказывает блюдо за блюдом, угощает молодую женщину и ее дочку; а глаза пустые, мысли далеко. Потом, словно ничего и не было, пойдет герой по берегу, не оборачиваясь, не ускоряя и не замедляя шага, пойдет, словно прогуливаясь, да так и уйдет навсегда.

Банальная история, которую можно истолковать как этюд о ловеласе, беззаботно прогуливающемся по жизни. Но актер дает нам возможность глубже понять этот образ. Ведь то, что он играет в первых сценах, скорее истинная увлеченность, чем донжуанский наигрыш. Его герой и впрямь в тот момент захотел быть таким, каков он предстает перед своей спутницей и перед нами - общительным, внимательным, употребим модное сейчас слово - коммуникабельным. Коммуникабельности, подогретой влюбленностью, хватает на несколько часов.

В фильме есть развернутая сцена, сюжетно на первый взгляд не связанная с его темой. Герои попадают в театр. Играют "Вишневый сад", эпизод, когда в поместье появляется нищий. Он просит милостыню, мелочи нет, и Раневская протягивает ему золотой.

Говоря в переносном смысле, герой Лаврова такой золотой протянуть не может. На чувство ответить истинностью чувства. У него за душой нет ни гроша. Ему платить нечем. "Я человек простых желаний", - говорит он о себе. Лавров осуждает в своем герое амортизацию чувств, играет оскудение души, проверяя ее достоинства способностью к такому естественному человеческому проявлению, как любовь.

В польском фильме "Загадочный пассажир" героиня произносит фразу, ставшую знаменитой: "Никто не хочет любить, все хотят быть любимыми". В польской ленте - анализ поколения, перенесшего трагедию войны, измученного духовно, страшащегося затратить душевные силы, которых осталось так мало.

В фильме "Долгая счастливая жизнь" - это анализ характера человека, не желающего тратить душу. Без употребления она иссякла. Процесс необратим. Виктор не хочет любить, более того, он не хочет быть любимым - ведь и на это надо потратиться. А как же тратиться, если за душой нет ничего. И вот идет он по берегу, чуждый окружающим и не нужный им-такой.

Этот фильм лирический. Его публицистическая мысль не заявлена открыто, а скрыта в системе лирических образов, авторских отступлений. В финальных кадрах нет героев, но все, что мы видим в конце - пейзажи, длинные романтические планы, имеет к героям, и особенно к герою, самое непосредственное отношение. Автор словно говорит нам: в мире существуют люди, их дела, существуют реки, и дымящиеся трубы, и неторопливое течение, несущее плоты, а на плотах поют песни; есть бескрайние прекрасные луга, и кони, словно пришедшие из детства, погружают морды в горы хрустящих яблок; и есть яблони, отяжелевшие от плодов, - но увидеть и ощутить это, слиться с делом людей и землею людей дано только тому, чья душа не скудна и открыта миру. Герою, каким играет его Лавров, это не дано.

Более сложные задачи стояли перед актером в картине "Братья Карамазовы". Размышления о нравственных правах личности перерастали в размышления о нравственной природе человека.

Плотно сжатые губы. Желчный смешок. Скептический взгляд из-под очков. Таким появляется Иван на экране. Этот Иван уже знает истинную цену и отцовским чувствам Федора Павловича, и благим порывам Катерины Ивановны, и всю тщетность' Алешиных поисков добра и справедливости. Он понимает все, что творится в доме Карамазовых, не принимает этого и пытается встать над яростным бурлением страстей - над взрывами ненависти, любви, гнева, над скандалами и драками.

У Лаврова Карамазов утратил молодость, вкус к жизни, любовь к "клейким весенним листочкам". И он меньше мучается проклятым вопросом - существует ли высокое нравственное начало, способное ограничить человеческий произвол? На вопрос отца: "есть бог или нет?" - Иван твердо отвечает: нет. Потому что давно понял - в этом мире, "лишенном божества", возможно все, вплоть до преступления. Возможно теоретически, но это еще не значит, что приемлемо для него, Ивана.

Нравственная позиция Ивана - Лаврова несколько иная. Он отнюдь не носитель философско-уголовных принципов, не вдохновитель практика убийцы. И вовсе не подталкивает кровавые события в доме Карамазовых. Он устраняется. И его "суждения": "пусть один гад съест другую гадину" звучат не заинтересованно, а отстраненно.

Оттого-то так искренне, глубоко и потрясен Иван, когда Смердяков объявляет его соучастником убийства Федора Павловича. Позиция невмешательства в карамазовские дела оказывается несостоятельной. Невозможно отрекаться от причастности к тому, что происходит вокруг. И актер расценивает отстранение Ивана как душевную подлость.

Потом Иван будет уговаривать совесть, приводить множество доводов. Но не здесь, в сцене с чертом - со своей больной совестью - начинается необратимый процесс распада его личности, его сознания, а много раньше, тогда, когда Иван стремится подавить в себе все эмоции, умерщвляет душу, отстраняется от активного противодействия злу.

Трагедия Ивана Карамазова не в том, что он хотел преступить нравственные принципы и не смог, а в том, что не хотел преступать их и преступил. Лавров играет не трагедию последствий "вседозволенности", не признающей никакого морального долга, а трагедию неприспособляемости человека к миру зла. И в этом гуманистическая позиция художника.

Герои народного артиста РСФСР К. Ю. Лаврова в кино очень разные, но каждый по-своему остается верным себе до конца. Они органически не могут ловчить, приспособляться, кривить душой. Они идут по земле разными дорогами, но идут вызывающе независимо, сами выбирая свои пути.

К. Клюевская "Актеры советского кино" Выпуск 6 (1970 год).

Ссылки по теме: