СВЕТЛАНА СУХОВЕЙ
Мы встретились со Светланой Суховей в московском аэровокзале на Ленинградском проспекте. Я увидела сначала улыбку (как отдельно от владельца блуждающую улыбку Чеширского кота], а потом уже ее саму. Ибо та улыбка была закончена по форме и как-то «стопроцентна» по содержанию. Светлана сыграла более тридцати ролей в кино — она могла бы улыбнуться в стиле каждого из скучающих здесь уставших пассажиров. И получилась бы антология улыбок.
— Последние несколько лет я не могу пожаловаться на большую занятость в кино: наверно, снова активно начну в нем работать лет в сорок пять и буду играть характерных старух. Так получается, что в жизни актрисы наступает момент, когда амплуа «инженю» уже себя исчерпало, а в каком-то ином качестве режиссеры тебя еще не видят.
— Вроде межсезонья, когда в старой одежде ходить неудобно, а к той, которая больше подходит по погоде, не привыкла или ее вообще еще нет!
— Да, похоже. Только в нашей ситуации разговор идет о «сезонах души».
Актер готов войти в любое время. Но порой получается, что не каждое ему благоволит: «У вас лирическая фактура девочки военной поры»,— говорит один режиссер (именно это было «предписано» Светлане), и второй, третий, пятый с ним любезно соглашаются. А актеры доверчивы. Часто им из картины в картину навязывают одно и то же лицо, и никуда не денешься. Вы попробуйте представить только, как, скажем, кассиру, профессионалу своего дела, вдруг заявят, что у него руки для купюр времен НЭПа. Он знал бы, что ответить! А актер покорно перевоплощается в уготованную ему режиссером маску. Это называется
эксплуатацией типажа, она ведет к нивелированию актерского творчества. С подобного рода «эксплуатацией» актрисе, к сожалению, пришлось столкнуться.
— Но сегодня режиссеры стремятся искать актеров, в которых притягательно личностное начало. Не ориентируясь на типажные возможности, лежащие на поверхности, скорее наоборот. На экранах все больше лиц с ярко выраженной пластической индивидуальностью, не
правда ли!
— Да, и в этом смысле меня потрясла актерская игра в фильме А. Сокурова «Скорбное бесчувствие». Она на грани сюрреализма и документальности. Что это значит! Фантастическое сочетание самозабвенной (при этом скрупулезной) иронии по отношению к своим персонажам и выхолощенного, очищенного от эмоций анализа.
— Вам не кажется, что техника игры сейчас тяготеет к театру авангарда — то есть прежде всего к представлению «голой» сути!
— Возможно. Действительно, важно не создавать конкретную прорисовку образа, характера, а задать его тему, выявить механизм личности. Так, например, играет Ия Нинидзе в «Покаянии» Т. Абуладзе.
— Кто для вас идеал женской обаятельности в кинематографе!
— Грета Гарбо. Мне всегда казалось, что ее лицо гипнотизирует камеру. И вслед за ней зрителей в темном зале.
— А образец актерского мастерства, профессионализма!
— Клаус-Мария Брандауэр в фильме «Мефистофель».
— В чем выражается ваше хобби!
— Стыдно признаться — разговоры. Телефонные и тет-а-тет. Но в конце концов, это не
самое дорогое удовольствие. Главное, чтобы оно не подминало под себя дело — а этого не происходит. К тому же, беседа — не самый плохой путь разобраться детально в заботах, настроениях, противоречиях, речевой стилистике современной женщины.
— Испытав на себе минусы актерской профессии, прочите ли вы вашей маленькой дочери будущее, освещенное огнями рампы!
— Пока она настроена по отношению к нашей работе (муж — тоже актер) на удивление трезво: когда я ухожу в театр, она провожает меня словами: «Мама, кричать пошла!» А если бывает на репетициях, то в перерывах подходит и говорит: «Ну, покричала, возьми меня на ручки». Что будет дальше! Не знаю, но в этом деле пока не попробуешь — не откажешься. В Минске, где живет актриса, уже несколько лет интересно работает экспериментальный Театр-студия киноактера. На его сцену Светлана выходит и по-гайдаровски прямолинейной Викторией в. пьесе А. Червинского «Счастье мое...», И приученной ко лжи истеричкой Хани в «Кто боится Вирджинии Вулф!» Э. Олби.
— Роль Хани давалась очень трудно. Во-первых, это тот случай, когда в персонаже нет совсем ничего от меня. Во-вторых, в структуре пьесы образ Хани служит отголоском, фоном партии главной героини — и надо суметь не «потеряться» на сцене. Но я рада, что столкнулась с драматургией Э. Олби, заставляющей выверять каждый жест. Она открыла во мне прежде незнакомые мне самой интонации, дала возможность ощутить качественно иной стиль игры. Все это, надеюсь, приблизит меня и к новым работам на сьемочнои площадке.
Если театр пускает на свои подмостки, он научит всему: и носить одежды, и «носить» возраст. Итак, новая роль!..
М.Дроздова
Журнал "Спутник кинозрителя" №4 1988 года .