СОВЕТСКИЙ ЭКРАН



А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я

Михоэлс, Бабель и «Еврейское счастье»

М.Гейзер
   

Соломон Михоэлс

   В ночь на 13 января 1948 года в Минске при обстоятельствах, до сих пор не проясненных, погиб выдающийся актер и режиссер Соломон Михайлович Михоэлс — народный артист СССР, лауреат Сталинской премии, видный общественный деятель, художественный руководитель Государственного еврейского театра (ГОСЕТ).

Со дня гибели Михоэлса прошло уже много лет. Тогда, в январе 1948 года, газеты сообщили, что он погиб в автомобильной катастрофе. Многим позже Светлана Аллилуева в своей книге «Только один год» расскажет, как однажды на даче

она стала свидетелем разговора Сталина с кем-то по телефону: «Ему что-то докладывали, а он слушал. Потом как резюме он сказал: «Автомобильная катастрофа». Я отлично помню эту интонацию — это был не вопрос, а утверждение, ответ. Он не спрашивал, а предлагал это — автомобильную катастрофу. Окончив разговор, он поздоровался со мной, а через некоторое время сказал: «В автомобильной катастрофе разбился Михоэлс».

В своих воспоминаниях Э. Лазебникова-Маркиш, жена поэта П. Маркиша, воспроизвела рассказ И. Трофименко, жены бывшего командующего Белорусским военным округом генерала С. Трофименко. Она рассказала Лазебниковой-Маркиш о том, что убийство Михоэлса организовал генерал Цанава — в те годы министр госбезопасности Белоруссии, он выполнял приказ Берии с ведома «более высокого руководства». Но и воспоминания Светланы Аллилуевой, и рассказ И. Трофименко, воспроизведенный в воспоминаниях Э. Лазебниковой-Маркиш,— всего лишь воспоминания. А официальные документы об убийстве Михоэлса до настоящего времени не опубликованы.

16 марта 1990 года Михоэлсу исполнилось бы 100 лет. О его жизни — прекрасной и трагической — написано немало.

В этой статье я хочу рассказать читателям об одной из интереснейших (и почему-то оставшейся малозамеченной) сторон артистической деятельности Михоэлса — о его работе в кино и, в частности, о его участии в фильме «Еврейское счастье», о дружбе С. Михоэлса и И. Бабеля.

Судьба свела этих двух замечательных художников в конце 1924-го или в начале 1925-го. К этому времени ГОСЕТ уже был знаменит в мире. О лучших его спектаклях «Колдунья», «200.000», «Ночь на старом рынке» писали крупнейшие газеты Парижа, Берлина, Нью-Йорка. В 1924 году А. М. Грановский — основоположник и руководитель ГОСЕТа — приступает к съемкам фильма «Еврейское счастье» по мотивам рассказов Шолом-Алейхема. К тому времени в театре сложился ансамбль замечательных актеров: Михоэлс, Зускин, Керчмер, Ротбаум, Шидло, Штейнман. В театре работали выдающиеся художники того времени: Шагал, Рабинович, Альтман, Фальк. А вот с авторами было куда сложнее... Кто-то порекомендовал Бабеля. О его участии в фильме «Еврейское счастье» мне рассказал в свое время в доме вдовы Михоэлса - Анастасии Павловны Потоцкой — известный режиссер Григорий Львович Рошаль. Я записал тогда его рассказ и теперь с его слов постараюсь воспроизвести события тех далеких лет.


«Это было в конце мая 1925 года. Мы собрались на квартире Соломона Михайловича на улице Станкевича (в конце 1920 года весь коллектив Петроградского еврейского камерного театра перевели в Москву). Здесь были Михоэлс, Зускин, Альтман, оператор Тиссэ, еще кто-то, у всех было замечательное настроение, и все думали о том, что нового удастся нам сказать о знаменитом Менахеме-Менделе, да ещё в кино!

Тиссэ увлеченно разъяснял о преимуществах кино перед театром. «Понимаете,- говорил он, - нельзя Менахема-Менделя запереть в маленький согнувшийся домик на узенькой местечковой улице, как это сделано в спектакле. Надо показать его мытарства сполна и везде: в местечках, на вокзалах, в поездах»

Мы подробно вспоминали спектакль «Агенты» в ЕКТ (Еврейский камерный театр) и еще не представляли, как можно сыграть Менахема-Менделя в кино. Все ожидали прихода режиссера Грановского, с обещанным «большим сюрпризом».

Раздался звонок, и в комнату вошел человек невысокого роста, а серой блузе с резинками на рукавах. Больший очки подчеркивали его высокий лоб, который казался еще большим из-за наметившейся на лбу широкой лысины. Голубовато-серые глаза, по-детски лукавые, с особой силой подчеркивали его непосредственность. В неожиданном госте мы сразу узнали Бабеля. Исаак Эммануилович снял очки, протер медленно стекла, не спеша снова надел очки и, внимательно осмотрев каждого из нас, спросил:

— А кто же из вас Грановский? Никого не подозреваю!

— А я вам не подхожу? — с ехидцей в голосе спросил Михоэлс.

— Михоэлс, вы, быть может, Менахем-Мендель, но не Грановский и тем более не Мендель Крик,— ответил Бабель.— У нас в Одессе не любили «людей воздуха». Мы любили людей дела. Кто-то из ваших героев — Менахем-Мендель или реб Алтер — говорил, что «еврей, даже если выпьет, всегда трезв. Язык у него не заплетается... На ногах крепко держится...» Словом, сам себе удовольствие боится сделать. А Мендель Крик любит шумную жизнь! Он всегда при деле и при веселье. А вы хотите, чтобы я писал о «человеке воздуха»» Давайте, Михоэлс, договоримся так: я из Менахема-Менделя сделаю Менделя Крика. Идет?

— А как же Шолом-Алейхем? Может быть, он вам прислал депешу с того света, чтобы вы дописали за него Менахема-Менделя?

Михоэлс и Бабель рассмеялись так громко и заразительно, что, когда уже перестали смеяться, нас еще долго душил смех.

— Я с удовольствием сыграл бы вашего Менделя Крика,— признался Михоэлс,— правда, Одессу я знаю плохо. Но, если вы думаете, что мы в Двинске не умели свистеть, как у вас в Одессе, то даже Бабель ошибается.

И Михоэлс, заложив два пальца в рот, свистнул так громко, что из многих комнат в общежитии театра на Станкевича послышался плач испуганных детей.

- Детей вы пугать умеете,— с усмешкой сказал Бабель. Мендель Крик из вас, может быть, получился бы, но больше бы вы мне понравились в роли Бени Крика. Я вижу, вы человек страстный, горячий, а страсти владычествуют над миром! И вообще не стройте из себя только Менахема-Менделя, уважаемый Михоэлс! Вы прекрасно сыграли вожака воровской ватаги, но очень скоро ликвидировали этот спектакль, чтоб никто не узнал, что мы способны и на это!


Потеряв окончательную надежду ни приход опаздывающего Грановского, мы решили взяться за дело сами. Бабель изложил свою концепцию образа Менахема-Менделя. В его рассказе чувствовалось глубокое знание творчества Шолом-Алейхема, жизни еврейских местечек, но в конце беседы послышались сомнения.

— Понимаете,— сказал Бабель,— в Одессе были богатые и бедные евреи, ремесленники и банкиры, врачи и ломовые извозчики, одни жили в особняках на Французском бульваре, а другие ютились в подвалах Молдаванки и Слободки. Но одесские евреи — это не местечковые евреи. Среди них я не встречал «людей воздуха», они все с детства стремились к какому-то реальному делу, и поэтому я боюсь, что сценарий мой не получится.

— Знаете, я не писатель, но позволю себе дать вам маленький совет,— сказал Михоэлс.— Я слышал, что вы свои рассказы пишете очень медленно, переделывая каждую фразу десятки раз. Сейчас наша задача проще. За вас большую часть работы уже сделал Шолом-Алейхем, он писал о своем Менахеме более 10 лет, и переделывать несколько раз вам не понадобится. Так вот, я советую вам написать сценарий за две недели. Все, что вы говорили сегодня о Менахеме-Менделе и о Менделе Крике, похоже на правду. Но помните, Бабель, когда будете писать сценарий, что при царизме почти все евреи были обречены на голод, нищету. И если верить вашему прекрасному земляку — Менделю Мойхер-Сфориму, то и в Одессе было немало нищих. Может быть, они были веселее, чем нищие в Глупске. Но что это меняет? Чтобы хоть немного скрасить свою жизнь, чтобы хотя бы на минуточку получить надежду, люди становились «людьми воздуха», Менахем-Менделями.

Голодные дети, протекшая кровля, холод зимой и летом — что оставалось этим людям, кроме самообмана, вселяющего веру?

Вы все поняли, что я хотел сказать? И еще, уверяю вас, Бабель: Менахем-Мендель ближе к Акакию Акакиевичу, чем к Менделю Крику (как часто и позже Михоэлс вспоминал героев Гоголя, одного из самых любимых своих писателей). Я люблю Менахема-Менделя, страдаю вместе с ним. Хватит уже насмешек — надо понять, почему хочется плакать, когда читаешь Шолом-Алейхема!

— Я согласен с вами, Михоэлс, во всем, но не могу понять, за что вы так невзлюбили моего Менделя Крика? Вы не находите в нем что-то от Лира? Менделя Крика, как Лира, не поняли собственные дети. Если вы этого не уловили, мне жаль вас, мудрый Соломон!

— А мне вас еще больше жаль, ибо вы должны помнить: в июне нас ждут в самом Бердичеве, а это вам не Одесса!»


Вот все, что поведал мне Григорий Львович Рошаль. Я продолжал интересоваться судьбой» фильма «Еврейское счастье». Много интересного о съемках фильма, о его судьбе рассказали мне Ю. А. Завадский, Э. И. Керчмер (актриса ГОСЕТа). После встречи на квартире Михоэлса - события развивались самым неожиданным образом...

Бабель исчез и не давал о себе знать больше месяца. В съемочной группе возникло беспокойство, пошли разговоры о приглашении нового сценариста, но Михоэлс сказал: «Дайте мне три дня, и мы примем один из трех вариантов: либо я приведу Бабеля вместе со сценарием, либо принесу сценарий без Бабеля, либо последнее — если не будет сценария, не будет Бабеля».

Три дня никто не видел Михоэлса. На четвертый день он позвонил в театр и сказал: «Собирайте коллектив, Бабель придет и что-то нам почитает».Уже спустя время выяснилось, что Бабель долго ходил по закоулкам Дорогомиловской заставы. Он нашел старика еврея, занимавшегося до революции более 30 лет сватовством. Человек этот никогда не читал Шолом-Алейхема, но разговаривал на языке его героев. Бабель выдал себя за старого холостяка.

Менахем-Мендель с Дорогомиловской заставы возил за собой Бабеля то в Малаховку, то в Черкизово, то в Перловку в надежде женить «старого холостяка». Попутно старик продавал в Малаховке черный перец, купленный в Черкизове, в Перловке торговал спичками, приобретенными в Малаховке. Старик удивлялся поведению Бабеля: «Как вы можете жениться, если не помните даже имя невесты, я не успеваю нас знакомить, а вы уже что-то пишете... Список невест я составлю без вас. Ваше дело — сделать себе судьбу!»


Бедный старик — он не знал, что становится героем сценария...

И все же Михоэлс нашел Бабеля и привел его в ГОСЕТ. Бабель достал из карманов бесчисленное множество бумажек, пытался что-то прочесть, а потом сказал: «Выбейте из своей головы то, что вы туда вбили (эти слова вошли впоследствии в титры фильма «Еврейское счастье»). Спокойно снимайте фильм, а титры я напишу по готовому...»

Позже А. Грановский, вспоминая о работе над фильмом «Еврейское счастье», писал о том, что он каждый день составлял план завтрашней съемки и если раньше он «не любил сценаристов чутьем, то теперь их ненавидел по убеждению».

В Бердичеве снимали только натуру. Съемки продолжались более 2 месяцев. Труппа каждый день давала спектакли. Из-за этого Михоэлс не мог отпустить себе бороду.

Истинное удовольствие от съемок получали только аборигены Бердичева. Сплошное зрелище: вечером в театре, днем на улице. «Мы лишили Бердичев кинематографической невинности. Труппа жила в гостинице. На съемку и обратно актеры ходили в гриме. По улицам Бердичева бродили герои Шолом-Алейхема, и жители сроднились с ними.

— Ну что,— говорили они,— сегодня Кимбак застрахуется? — Михоэлс качал головой и смеялся.

В базарный день все население помчалось на площадь, чтобы увидеть, как влюбленный Зелман начнет торговать галантерейными товарами. Пришлось вызывать конную милицию...» — вспоминал о съемках фильма Грановский.

Быть может, близость к литературному источнику, да и ко времени, о котором рассказано в фильме «Еврейское счастье», обусловила непреходящую ценность этой работы Михоэлса и Бабеля.

Творческая судьба еще не раз сводила этих выдающихся художников. Свидетельством тому — чудом сохранившееся письмо Бабеля Михоэлсу.

«Молоденово, 28/Х1—31 г.

Дорогой С. М. Я жив — и пишу рассказы, не пьесу, а рассказы. Замерзшая пьеса лежит, лежат сотни исписанных листов. Самое удивительное в этом деле — что я ее все-таки напишу; она не сдается, но мы ее оседлаем. От этих рассуждений — никому не легко, ни Вам, ни вашей бухгалтерии.

Все-таки не стоит сажать меня в долговую яму.

Гордость моя заключается в том, чтобы не платить кредиторам по 20 копеек за рубль, а бедствие в том, что о рубле, его качестве и удельном весе — у меня соответственное представление. Если Вы согласны ждать еще — ждите, и это будет правильно, если нет — я верну деньги.

Я начал печататься, и гонорарий помаленьку будет капать[...]

Мне очень хочется, чтобы Вы приехали в Молоденово. У нас нет комфорта, но красота неописанная. Дороги еще нет, но как только ляжет настоящий снег — я пришлю за Вами гонца. Вы передадите ему, к какому поезду выслать лошадей, и мы весь Ваш выходной день будем говорить о любви и пить вино. Привет от всего сердца Е. М. Ваш И. Бабель».


К сожалению, интересным замыслам Михоэлса и Бабеля: постановка пьесы «Закат» и работа над 2-й серией фильма «Еврейское счастье» («Менахем-Мендель в Америке») — не суждено было свершиться.

В свое время Анастасия Павловна Потоцкая рассказала мне о беседах Михоэлоа с Бабелем по постановке «Заката». Бабель бесконечно жаловался Михоэлсу на каторжность своего писательского труда: он считал, что не присущи ему образность, воображение и все, что написано им,— в лучшем случае заготовки для настоящих книг. Михоэлс, потрясенный таким признанием, в сердцах крикнул: «Ваши рассказы — заготовки?! Так что же тогда вся наша сегодняшняя литература?..»

И все же к постановке «Заката» в ГОСЕТе Михоэлс и Бабель приступили. Увы! Судьба решила иначе.

«Советский экран» № 04, 1990 год


 
 
[Советский Экран] [Как они умерли] [Актерские байки] [Автограф] [Актерские трагедии] [Актеры и криминал] [Творческие портреты] [Фильмы] [Юмор] [Лауреаты премии "Ника"] [Листая старые страницы]