Октябрьская революция не могла начать изъясняться с первых дней своего потрясающего шествия.
Техника наша была нищей, но и самая нищая техника была лучшим другом Октябрьской революции. И только став прочно на ноги, расчистив вокруг себя почву, можно было переходить на новые приемы, на новую технику, новый язык. Нечего говорить, что здесь чрезвычайно экономный, внятный язык экрана должен был оказать самую существенную помощь.
Среди прочего наследства, доставшегося нам после октября, кино-наследство было одним из самых неудачных и не внушающих уважения. Не попадая в поле зрения нового хозяйского глаза, оно особенно потрепалось И износилось.
Разумеется, нельзя было сразу оживить сохнущую смоковницу. И к восьмой годовщине в маленькой области советского кино, вероятно, могут быть названы самые маленькие достижения.
Не считать и измерять их мы будем сейчас.
Взявшись за кино, следует взвесить всю техническую выгоду обладания средствами экрана, чтобы нагрузить его до отказа настоящими заданиями, которые диктует нам наша эпоха.
Все ли сделано и делается, чтобы выполнить эту нагрузку?
Сделано. Делается. Но надо уаесятерить все это. И не только количественно.
Мы должны принять все меры к тому, чтобы наш советский экран не разведала буржуазная "белая моль". Ни в какой другой области нет лучших предпосылок для того, чтобы свести до наименьшего влияния власть капиталистических предрассудков, надломленных, но еще живущих.
Кое-кому может показаться, что „нэпиза-ция* советского кино совершена чуть ли не на сто процентов. Воскрешение .классической4* литературы на экране, любовь к древней истории, надежда на освежение экрана престарелыми театральными имеиитостями, суровая критика советской предукции, занимавшейся разработкой тем гражданской войны и темами текущей агитации, — все это признаки практического оживления.
Конечно, советский экран на 75 процентов занят показом чужого и чуждого материала. В остальной четверти много учебы, много торопливости, заботы и... материальной технической скудости, но неразбериха и разноголосица не могут заглушить октябрьского рева.
На тех „прозрениях", которые сейчас высказываются слева и справа, советская кинематография не остановится; ее не собьет с пути настоящего совершенствования маленькая удача, либо маленькое поражение.
Назначение послеоктябрьского экрана только одно: Как только кино станет доступным новому зрителю в полной мере, экран будет обязан удовлетворить запросы этого зрителя Экран будет обязан из тысяч „художественных" приемов, традиций выдрать только те, которые не помешают открытию новых форм, нового кино-зрелища для нужд нового зрителя. Эту обязанность советский экран выполнит, сколько бы раз еще ни пришлось пялить на нею глаза, как на чьи-то мощи Октябрь не сразу стал изменяться на языке экрана. И потому экран лепечет еще не на своем, октябрьском языке.

«Советский экран» № 33, 1925 год