Киностудия "Мосфильм"
О фильме : Фильм "Серёжа" завоевал режиссёрам признание, славу, международные награды, начиная с "Хрустального глобуса" в Карловых Варах. На
дискуссиях, пленумах, в статьях кинокритиков фильм получил высокую оценку. Такие разные, но одинаково строгие и пристрастные художники, как М. И. Ромм и Г. М. Козинцев, восторженно отзывались о «Сереже». Правда, тогда на похвалы не скупились и успехи встречали радостно. Продолжалось, набирало темп счастливое время советского кино. Конец 50-х, отмеченный выходом в свет «Весны на Заречной улице», «Карнавальной ночи», «Летят журавли», «Баллады о солдате», «Судьбы человека», сменился началом 60-х — фильмами «Иваново детство», «9 дней одного года», «А если это любовь?». Прилив молодой кинорежиссуры резко изменил уровень кинематографического моря. Но стремительное движение, раз сдвинув кинематограф вперед, требовало вновь и вновь обновления. Фильмы, еще вчера казавшиеся знаменем первооткрывательства, сегодня вдруг обнаруживали свою связь с прошлым. И пока на газетных и журнальных полосах еще шел спор о законности «камерного» жанра (вспомним метафорическое название статьи «Глобус, или Карта-двухверстка?»), пока критики доказывали, что партизанка Марютка имела полное право полюбить в картине «Сорок первый» врага, белого офицера, — на экран выплеснулась «вторая волна» молодой режиссуры. В ней было меньше полемического шума, но зато больше уверенности и спокойствия в анализе действительности. <
Потому-то принципиально новым словом, вещим знаком дальнейшего сближения с жизнью прозвучала с экрана картина режиссеров-дебютантов, где героем был очень маленький мальчик Сережа, а сюжетом — совсем маленькие истории из биографии человечка в пять лет. После выхода в свет «Сережи» много говорили и о взаимодействии кино с литературой, и о новой драматургии фильма, и о новой мере реализма на экране. «Сережа» — это «фильм-исследование, фильм-наблюдение, где из поэтических подробностей происходящего, настроения и интонации рассказчика встает образ солнечного доброго мира и маленького человека, который начинает в нем жить, — увлеченно писали критики. — Нам интересно наблюдать жизнь в ее естественном развитии, именно здесь нас ждут открытия и самые удивительные неожиданности». В «Сереже» увиден был еще один «срез действительности», и потребность непредвзятого, незамутненного взгляда на мир — взгляда ребенка — была прочитана как закономерное требование самого развивающегося искусства. Недаром «Сережа» открыл цикл картин, который условно можно было бы назвать «глазами детей». Взор ребенка фиксирует то, что ускользает от обычного наблюдения, уже связанного стереотипами и клише, системой устоявшихся ассоциаций. Глаза ребенка помогают самим художникам обрести новое зрение. И хотя достаточно скоро с тех же трибун на пленумах и симпозиумах послышались упреки экрану в инфантилизме, в наивности дошкольного возраста, цикл «глазами ребенка», открытый «Сережей», был действительно необходим советскому киноискусству.
Но, разумеется, Данелия и Таланкин, делая свой первый фильм, были абсолютно далеки от каких-либо мыслей о «циклах», о «стадиях» или «срезах действительности». Они держали профессиональный экзамен, были горячо влюблены в повесть Пановой и переживали, по их многочисленным признаниям, самое счастливое, полное надежд, светлое время своей жизни. И нам в данном случае, исходя из задания этой статьи, важнее не объективная ценность фильма «Сережа», не его место в истории современного советского кино, а факт биографии Георгия Данелия — трамплин, с которого началась его режиссура.
Оставим в стороне вопрос о «совместной постановке» — «дуэте» с Игорем Таланкиным или даже о режиссерском «трио» Данелия— Таланкин—Бондарчук, принявшем участие в создании картины. Непростой и щекотливый в иных случаях, когда режиссерские содружества распадаются, вопрос этот в случае данном не представляет никаких трудностей. И с равным правом, как и о коллективном авторстве, может идти речь об индивидуальном авторстве. А кто из них что сделал в фильме конкретно — важно лишь для студийного дневника постановки.
Сегодня ясно видишь, что принадлежит в фильме только тому времени, а что осталось жить. Самая невыгодная для фильма дистанция (он еще близок нам, еще не отстранился в ту даль, которая позволяет обрести «вторую жизнь» словом, он — вчера) обнаруживает в «Сереже» некоторую нарочитость мизансцен на натуре с их низким горизонтом и слишком высоким небом — шлейф старого «поэтического кинематографа» (это особенно видно во вступительных кадрах до титров, в концовках эпизодов). «Эмоциональная», «усиливающая» переживание музыка за кадром — скажем, в финальных сценах отъезда в Холмогоры, — чуть назойливый радиофон, переизбыток музыки быта также принадлежат той кинематографической поре. Но, естественно, — это второстепенные частности и типичные рецензентские придирки.
Главное же состоит в том, что в этом первом творческом опыте достаточно ярко прорисовались коренные черты таланта режиссера. Прежде всего определилось его умение трактовать образ героя именно как характер. Недаром из вереницы девочек и мальчиков, замелькавших на экране 60-х годов, запомнились больше всех двое: Сережа, олицетворение ребенка, с его обычными радостями и горестями, и Иван Тарковского с его изувеченным войной детством. Второе: режиссер обнаружил свое, особенное, пластическое видение лица на экране. Он не боится знакомых актерских лиц, потому что умеет в чертах привычных уловить нечто совершенно неожиданное, умеет повернуть знакомый профиль, найти ракурс, выявляющий суть человека или раскрывающий ее совсем по-новому. Вот почему многие актеры столь прекрасно сыграли именно в картинах Данелия. Вот почему его фильмы истинно «актерские фильмы».
Может быть, нет среди блистательных созданий В. Меркурьева миниатюры столь филигранной, столь органически смешной, как дядя-моряк в «Сереже». Может быть, нигде так не прост, «домашен» Сергей Бондарчук, как в роли Коростылева. И в Скобцевой — Марьяне, Сережиной маме, здесь, может быть, впервые проступили черты характерной актрисы. Это умение Данелия подметить в знакомом еще неизвестное напоминает нам о таланте портретиста-рисовальщика, включенном теперь в режиссерский арсенал.
Самым же любопытным в «Сереже» оказалась органическая кине-матографичность литературы, перенесенной на экран. А ведь именно на «антиэкранность» повести неоднократно указывалось молодым режиссерам. И действительно, прием так называемой «косвенной прямой речи», который применен писательницей, отсутствие сюжета в традиционном выражении, спрятанный в тексте мягкий юмор — все это казалось специфически литературным, непереводимым на язык кино. Но картина, победила, и решительно все признали напрасными опасения.
Обращаясь к литературе, к «источнику мастерства и знания» — прозе, Данелия никогда не испытывает трудности «перевода» ее на язык кино и не страдает от тех слабостей, которые часты в так называемом «литературном кинематографе»: замедленности действия, переизбытка подробностей, вялости сюжета. Законченные в себе самих,
стройные, изящные, легко и точно перебегают один в другой эпизоды его фильмов.
Секрет успеха заключался прежде всего в том, что каждая «история из жизни маленького мальчика» обрела внутреннюю закономерность целостного кинематографического эпизода, гармонию экранной новеллы, а затем и всего фильма. Речь, стало быть, идет о системе завершенных (каждого в самом себе и все же обретающих эмоциональный и идейный итог лишь в общем контексте) эпизодов — новелл. Речь о «прерывистой непрерывности», о своеобразном «монтаже аттракционов», пользуясь термином Эйзенштейна.
Н.Зоркая и А.Зоркий , Заметки о режиссере
В ролях:
Борис Бархатов, Сергей Бондарчук, Ирина Скобцева, Сережа Метелицын, Юра Козлов, Любовь Соколова, Василий Меркурьев, Александра Панова, Николай Сергеев, Кларина Фролова-Воронцова, Алёша Доценко, Наташа Чечёткина, Валентин Брылеев, Павел Винник, Маргарита Жарова, Пётр Кирюткин, Евгений Кудряшёв и др.
Режиссер: Георгий Данелия, Игорь Таланкин